Творцы апокрифов [= Дороги старушки Европы] - Андрей Мартьянов

Спустя ровно пять дней после беседы на Алансонской дороге, незадолго до звона колоколов, отмечающих середину дня, стражники у ворот святого Георгия в городе, называемом Тур-сюр-Луар или Тур-на-Луаре озадаченно скребли в затылках, пытаясь вспомнить, не проезжали ли вчера или сегодня утром мимо них два молодых человека довольно своеобразной и приметной наружности. Стражники уже привыкли, что порой их недолгая память вынуждена совершать подобные усилия, но не жалели — как правило, вслед за мысленным усилием следовало звонкое и блестящее вознаграждение. Сегодняшний случай, однако, не сулил даже самой малой выгоды, ибо вопрошающий обладал высоким титулом королевского гонца и ужасно злился на скудоумие и нерасторопность турской стражи.

Гонца одолевали мрачные предчувствия, и потому умственные потуги караульных не производили на него должного впечатления. Люди, которых ему поручили догнать, наверняка успели покинуть город, а с ними исчез последний шанс выполнить данное поручение. Ради этого поручения на дороге из Аржантана в Тур остались две загнанные лошади и множество изумленных хозяев постоялых дворов, у которых гонец торопливо выспрашивал о всех недавних путниках, направляющихся на полдень. Слова трактирщиков обнадеживали: гонца и преследуемых разделяли какие-то жалкие три-четыре лиги.

Однако впереди уже поднимались над мутноватой водой Луары желтоватые стены и башни Турской крепости, а предназначенное неуловимым приятелям письмо все еще оставалось в сумке гонца.

— Двое рыцарей, один по виду англичанин, другой — шотландец, — в который уже раз повторил срочно вызванный к воротам начальник стражи. Гонец не понял, к кому он обращался — к рассеянно внимавшим подчиненным или пытался оживить собственную память. — Беловолосый молодой человек в красной тунике с леопардами и высокий тип в черно-желтом пледе с мечом за спиной…

Гонец устало кивнул. Разговаривать не хотелось, а сил на очередное бессмысленное повторение описания разыскиваемых не оставалось. Ничего не поделаешь, остается признать, что след потерян и возвращаться назад. Конечно, для очистки совести следовало бы порасспросить у всех ворот или обратиться к бейлифу города, да только какой с того прок? Господа рыцари торопятся в Марсель; возможно, в этот миг они плывут вверх по течению Луары или со всей возможной поспешностью скачут к следующему городу на их пути. Их не догнать.

— Вчера такие проезжали! — внезапно рявкнул кто-то из стражников и сам удивился сохранившемуся воспоминанию и воцарившейся вокруг тишине. — Точно, вчера вечером заявились, сразу после заката. Вместе с обозом мэтра Барди. С ними и в город вошли. Мы еще подумали — надо ж, вроде благородные господа, а едут с торговцами…

— Где мне найти этого Барди? — перебил разговорчивого блюстителя порядка слегка оживившийся гонец.

— А тут неподалеку. Он, как приезжает с товаром, всегда в одном и том же месте останавливается. Трактир «Золотой кочет». Прямо, потом вторая улица налево, дальше любой покажет.

«Кажется, повезло, — равнодушно подумал гонец, шлепая усталую лошадь поводьями по шее и въезжая под нависающую над головами массивную арку ворот святого Георгия. — Теперь осталось только отыскать трактир и убедиться, что я нашел именно тех, кто мне нужен. Вряд ли стража ошиблась — эту парочку трудновато с кем-нибудь спутать. Что ж, тем лучше для меня».

* * *

Гай Гисборн и Дугал Мак-Лауд столкнулись с обозом мэтра Барди в городке Шато-дю-Луар, вернее, не в самом городке, а возле переправы через реку Луар. Упряжка из шести пыхтевших и фыркавших тяжеловозов с заметным усилием затаскивала на настил заметно осевшего в воде парома огромный неуклюжий фургон, две других повозки терпеливо дожидались на берегу своей очереди. Обоз сопровождала пестрая, шумная и весьма многочисленная — не меньше трех или четырех десятков человек — толпа, состоявшая из подчиненных уважаемого мэтра, возниц, охранников и личностей, чей род занятий с первого взгляда не поддавался определению. Компания подобралась громогласная и на редкость разноплеменная: присутствовали как сородичи мэтра, то есть итальянцы, так и торговцы из Англии и Нормандии, ведшие дела вместе с семейством Барди.

Предприимчивое сообщество уже объездило нынешней весной и летом всю Бретань и северное побережье Франции, и теперь двигалось на полдень, намереваясь к началу следующего месяца достичь пределов Лангедока, где со дня святого Реми[3] начиналась пора осенних ярмарок. Судя по всему, промыслам компании пока сопутствовал успех — лошади выглядели сытыми и ухоженными, громоздкие фургоны натужно поскрипывали под тяжестью хранящихся в них сундуков и мешков, что недвусмысленно свидетельствовало о процветании торгового дома Барди и их компаньонов.

Сэру Гисборну встреча с обозом показалась лишь досадной, но ничего не меняющей в их планах задержкой. Мак-Лауд же придерживался иного, прямо противоположного мнения. К немалому удивлению Гая, шотландец почти сразу же наткнулся на знакомых, помнивших его по временам путешествий по дорогам Италии, а к тому времени, как второй фургон одолел реку, выяснилось, что пути будущих крестоносцев и нынешних торговцев совпадают: и те, и другие направлялись в Тур. Гисборн не успел рта открыть, как его спутник жизнерадостно заявил, что дальше они поедут в отличной компании, то есть вместе с обозом. Гай попытался возразить: мол, фургоны еле плетутся, — и услышал в ответ удивленное: «Мы куда-то опаздываем? До Тура не больше шести лиг, спешить некуда».

С некоторым раздражением в душе Гай согласился. Он, в сущности, ничего не имел против торгового сословия, просто ему не понравилось соседство с крикливыми, назойливыми и суматошными выходцами из Италии. Мак-Лауд, как выяснилось, дал им совершенно верное определение — эти люди в самом деле выглядели чересчур резкими во всем, начиная от жестов и заканчивая манерой разговора. Даже их язык, некогда звучавший как благородная латынь, теперь стал грубее и намного проще. Сэр Гисборн, не выдержав, подстегнул коня и отправился на поиски более подходящего общества.

Вскоре он обнаружил, что возле фургона, замыкающего обоз, распоряжаются его соотечественники, и пристроился неподалеку, не вступая, впрочем, в долгие беседы. Дугал куда-то запропастился, повозки, как предсказывал Гисборн, катились по тракту со скоростью неспешно рысящей лошади, и к вечеру на горизонте показались сначала тускло мерцающая в наступающих сумерках серебристая полоса Луары, а затем неясные очертания городских укреплений.

Стражники на воротах отлично помнили мэтра Барди по его предыдущим визитам, а потому обычно долгая и хлопотливая церемония досмотра товаров и сбора налогов не затянулась, пройдя без особых трудностей. На господ рыцарей, пристроившихся к обозу, никто не обратил внимания, и, заплатив положенную мзду, они въехали в город, когда-то расчетливо основанный римлянами в излучине между двух рек, Луары и Шер. По молчаливому уговору они по-прежнему держались позади степенно громыхавших по улицам фургонов: торговцам наверняка известны наперечет все постоялые дворы и гостиницы Тура, и среди них они выберут наилучшую — не слишком дорогую и не схожую с клоповником.

Так и случилось, но в сгущающейся темноте никто из компаньонов не разглядел ни улицы, на которой стоял постоялый двор, ни его вывески. Вокруг царила такая суматоха и беготня, что Гай молча порадовался, когда двум путешественникам вручили ключи от комнат и обещали позаботиться о поставленных на конюшню лошадях. Шум, порой затихавший и снова усиливавшийся, продолжался почти всю ночь: кто-то громыхал вверх и вниз по лестнице, на ходу отдавая распоряжения; хлопали двери; со двора прилетали неразборчивые оклики; в завершение вспыхнула краткая, но яростная перебранка по-итальянски, оборвавшаяся также внезапно, как и началась. Причин ссоры Гай не понял, потому что заснул.

Утро же выдалось чудесным — солнечным, если верить пробивавшемуся сквозь тусклые оконные стекла свету, заполненным обычными звуками просыпающегося дома, населенного слишком большим числом людей. Горожане редко обращали внимание на этот постоянный ровный гул, похожий на жужжание пчелиного улья, как, наверное, не замечают постоянного шума прибоя жители морских побережий.

Мак-Лауд опять куда-то исчез. Его вещи, небрежно сваленные вчера в первый попавшийся угол, оставались на месте, значит, проснувшийся раньше компаньон просто-напросто спустился в общий зал, по традиции занимавшийся первый этаж гостиницы, и наверняка расправляется с завтраком.

При мысли о завтраке Гай почувствовал себя куда бодрее, нежели прошлым вечером. Потом ему вспомнилось обещание, данное отцу Колумбану — обязательно посетить Сен-Мартен-ле-Тур, собор святого Мартина, и сэр Гисборн только сокрушенно вздохнул. Из-за неразумного животного он теперь кругом виноват перед святым, чьи чудотворные останки немилосердно расшвыряли по всему храму, находившемуся под покровительством того же святого Мартина, только расположенному в Англии. Дугал, узнав подробности этой истории (ведь рассказывать все равно придется), получит большое удовольствие и повод от души посмеяться. Шотландец вообще не испытывал особого почтения к священным реликвиям и как-то сболтнул, что во время службы в Италии стащил из разоренного монастыря склянку якобы со слезами святой Цецилии, каковую без малейшего зазрения совести продал в соседнем городе бродячему проповеднику…